Магия жизни |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Магия жизни » Детский мир » 5. Сделано с любовью. О воспитании детей.
Как вы общаетесь с ребенком в его детстве, так он будет обращаться с вами в вашей старости.
Золотые слова!!!!!
Как жаль, что в магазинах не продаётся МОЗГ! Так хочется сделать кому-нибудь ПОДАРОК.
Про маму-эгоистку
— Ну вот, — сказала подруга, скептически глянув на попискивающий сверток, туго стянутый голубой ленточкой, — ты и принесла в дом тирана. Пока маленького. Но учти, он будет расти. Так что не тяни, срочно заводи второго. Тогда они «замкнутся» друг на друге и не вырастут совсем уж эгоистами.
Еще не придя в себя от первого, о втором я даже думать не решалась. «Попробую пожить с тираном!» — мысленно сказала себе и по самую макушку окунулась в счастье материнства.
На первых порах мы с «тираном» привыкали друг к другу. Потом учились взаимопониманию. Потом радовались первым достижениям. И все это время меня не уставали стращать сердобольные подруги и соседки: «Погоди, вот вырастет — узнаешь. Вспомнишь, как с рук его не спускала, добалуешь!» А нам друг с другом становилось все интересней. Я читала всякие умные книжки и бесстрашно опробовала педагогические новинки на Дениске. И за турничок в кроватке он мужественно цеплялся, и ходить стал рано, минуя «ползательный» этап, и зимой босиком по снегу бегал, и в три года первую книжку прочитал. «Не мамаша, а садистка!» — в открытую возмущались соседки, в очередной раз увидев малыша без шапочки. «Нельзя так растворяться в потомстве!» — выносили вердикт окружающие и с нескрываемым злорадством ждали, когда я начну пожинать горькие педагогические плоды.
В свою очередь, детеныш тоже принялся испытывать маму на прочность, пытаясь определить рамки дозволенного. Какое-то время мне удавалось решать конфликты путем переговоров. Метод, скажем прямо, требующий времени. Отставлялась в сторону недоваренная каша, отодвигалась недомытая посуда и... сочинялась сказка про очередного невежливого зайчика или грязнулю-поросенка. Но однажды отработанный прием дал сбой. Чадо колотило ногами по полу и, заходясь в истерике, требовало непременно отдать ему на поругание ту «холосенькую» штучку с верхней полки. Мои здравые резоны были отвергнуты, и рев набирал обороты. Первым побуждением было отвесить законный материнский шлепок. Спасаясь от искушения, я встала и вышла, прикрыв за собой дверь. Минуты две рев нарастал, потом застрял на одной ноте и... перешел в монотонное хныканье. А еще через секунду на пороге возник мой весьма удивленный ребенок: «Чего ты ушла?! Я же тебе плачу!» Его возмущению не было предела. «Нет уж, пожалуйста, плачь себе, если тебе это так нравится. Мне не нравится, вот я и ушла. Люди, если хотят друг друга понять, разговаривают, а не ревут...»
Это была наша первая проба сил. Потенциальный «тиран» понял: необоснованные требования, выраженные в категорической форме, мама не рассматривает. А кричать в пустоту себе дороже. Я же уяснила: как бы ни было жалко захлебывающееся в слезах чадо, иногда надо дать ему возможность поплакать...
Следующей испытательной площадкой был магазин. Мамашки, уже познавшие всю прелесть публичного вымогательства с завываниями и криками: «Купи, жадина!», признавались: это действительно непередаваемые ощущения! Когда Денис подвел меня к самой дорогой машинке и громогласно потребовал: «Мама, купи!», я внутренне напряглась («Вот оно — начинается!»). Потом взяла его за руку и подошла к висящим рядом пальто: «Дениска, купи мне это! Мне так нравится...»
До сих пор вижу перед собой донельзя изумленную мордашку сына: «Мамочка, — почему-то шепотом произнес он, — но ведь у меня нет денег...» — «Ты знаешь, — заговорщицким тоном сказала я, — у меня их тоже нет, так что я останусь пока без нового пальто, а ты — без машинки. Идет?»
Охотно согласившись, сынуля засеменил к выходу. С тех пор во время любых походов за покупками он трогательно интересовался, хватит ли у нас денег на еду, мороженое, игрушки. Да и сейчас, будучи уже подростком, он никогда не затевает материальных разборок. Во-первых, потому что в курсе моих возможностей. Во-вторых, знает: просто так — «из вредности» или в воспитательных целях — я его в карманных деньгах ограничивать не буду. Если не даю, значит, действительно не могу. И мне кажется нормальным, что первые свои деньги, честно заработанные на математической олимпиаде, Денис (по всем законам жанра обязанный быть эгоистом) потратил не на диски или жвачки, а гордо принес маме.
Слушая рассказы своих подруг о том, как их единственные и неповторимые отпрыски ставят ультиматумы и чуть ли не самоубийством грозят в случае отказа в покупке компьютера или новых кроссовок, я думаю: меня минула чаша сия потому, что я никогда не создавала своему ребенку отдельную «детскую» жизнь. Я вводила сына, насколько позволял его возраст, в курс моих проблем. И не только материальных. Я учила его прислушиваться к душевному состоянию того, кто рядом. Он знал: у мамы может быть плохое настроение из-за неприятностей на работе. Понимал, когда лучше не заводить речь о походе в парк, потому что я должна сдать материал в номер. (А чтобы то, что я делаю, не было для него абстракцией, он с моей подачи сам пытался «издавать» собственный журнал.)
Он никогда не был «центром вселенной», вокруг которого вращались родственники. Но всегда знал, что от него тоже кое-что зависит. Например, если научится готовить обед, сможет все каникулы проводить за городом. (В двенадцать лет сварганить оладьи, поджарить картошку, сварить спагетти и разогреть котлеты для него не проблема! В особых случаях и торт испечь может.) Если докажет, что хорошо ориентируется в городе, будет ходить в компьютерные клубы, библиотеки и на курсы программистов. Если нет, придется сидеть дома, поскольку мне его возить некогда. Экзамен на «городское ориентирование» сдан с блеском, так что теперь ребеночек иногда подсказывает мне, как куда удобнее добраться.
Что именно мамаши гасят в детях самостоятельность, я убедилась, еще когда Денису было года три. Помню, в парке Горького мы смиренно стояли в очереди и наблюдали одну и ту же картинку. Карусель тормозит, и тут же, как по команде, к ней бросаются мамаши — снять деток, следом другие — посадить. Я, как истинная «садистка» (помните?), отпускаю ребенка одного. Он со знанием дела выбирает «своего» зверя. Карабкается. Соскальзывает. Пытается вновь. Из последних сил удерживаюсь от того, чтобы не броситься на помощь. Но вот она, маленькая победа! Денис взобрался-таки на свою лошадь и прямо сияет от счастья. «Вы первая, кто пацана не кинулся подсаживать, — раздается над ухом скрипучий голос старика-служителя. — И кого эти мамки себе растят?»
А ведь действительно мы сами растим себе будущие проблемы или радости. «Моему обормоту уже четырнадцать, а он бутерброда себе не сделает, кровать не застелет, пуговицу не пришьет...», — вы наверняка не раз слышали подобное.
А зачем, спрашивается, он все это будет делать, если у матери получается гораздо лучше и она охотно обслуживала его до четырнадцати? Он и в самом деле не понимает, почему что-то должно меняться.
Когда-то я интуитивно догадалась, а теперь почти уверена: чтобы ребенок не вырос эгоистом, надо быть мамой-эгоисткой. Я никогда не «жертвовала всем» ради сына. Более того, не скрывала от него своих слабостей. Четырехлетний Денис твердо знал: утром мама любит поспать. Поэтому он тихо одевался, следовал на кухню, ел печенье с йогуртом и играл один, пока я не выходила из спальни. Сейчас, учась в школе в первую смену, он самостоятельно собирается, завтракает, выгуливает собаку и отправляется на занятия. Мама может спать спокойно!
Кроме того, я никогда не забывала, что мой сын — мужчина. А я — женщина! Пассажиры чуть из окон не вываливались, наблюдая, как пятилетний кавалер подает маме руку, выйдя из автобуса. Гардеробщицы в детском театре просто млели от трогательной сцены: малыш пытается помочь маме надеть пальто. Сегодня все эти ритуалы этикета для Дениса абсолютно естественны и привычны. Конечно, мне это нравится. Мне вообще нравится мой сын. И я не стесняюсь говорить ему об этом. Он знает, что я всегда готова его понять, выслушать, поддержать. Я в курсе всех его дел и проблем. Он тоже неплохо ориентируется в моих. Я никогда не стремилась быть для ребенка недоступным идолом — вещающим и приказывающим, карающим и милующим. Или служанкой, готовой исполнить любую прихоть. Мне всегда хотелось быть ему другом. Я не «леплю» его. Не мечтаю, чтобы он «осуществил то, что не удалось мне». Я хочу, чтобы он жил своей жизнью. Интересной ему. А для этого, без муштры и занудства, без принудительного вождения в кружки и на музыку, а исподволь и ненароком я «подсовывала» ему все новые увлечения. Чтобы было как можно больше пищи для ума и возможностей для выбора. «Как тебе удается делать вид, что тебе все это интересно? — спросила однажды подруга. — Мне мой Сашка начинает о своих компьютерах рассказывать, так меня сразу в сон клонит».
Пришлось признаться, что я не понимаю вопроса. Мне действительно интересно! Увлекшись астрономией, мы ночью ходили смотреть в бинокль на звездное небо. «Заболели» кактусами — все свободное время проводили в цветочных магазинах. Вместе клеили аквариум и рыдали над каждой сдохшей рыбкой. Вместе искали нашего сбежавшего беспутного пуделя. Даже вышивали в свое время — и то вместе!
— Что ты делаешь! — поучали меня более старшие и опытные. — Ребенок так за тебя держится, что никакому мужчине рядом не вщемиться. Никогда ты после развода уже свою жизнь не устроишь!
Я так не думала, исподволь приучая Дениса к тому, что у него нет монополии на маму. Он знал: у мамы должна быть личная жизнь. Привык, что я могу прийти поздно, что меня часто куда-нибудь приглашают. Воспринимал он это без энтузиазма. Но теперь шутит, что всю жизнь живет в условиях жесткой конкуренции, поэтому и научился потакать всем моим прихотям. И еще он знает: ему не может быть плохо, если мама счастлива.
— Конечно, — язвят мои неугомонные соседки, — ребенку приходится быть ответственным. Ты ж за ним не смотришь: то боулинг, то спортклуб, то парикмахерская...
Не смотрю! Потому что вовремя научила его самообслуживанию. Не проверяю уроки. Потому что знаю: он их сделает сам и без моих напоминаний. Даже не всегда спрашиваю об оценках. Потому что уверена: в ответ услышу об «урожае» пятерок. И даже не хожу на родительские собрания. Потому что мои представления о воспитании абсолютно не вписываются в школьные догмы. Я точно знаю, что не буду варить ему ежедневно обеды из трех блюд, не стану стирать носки и не кинусь заутюживать стрелочки на брюках. Мне жалко на это собственных сил и времени. Но я отложу все дела, все свидания, все «горящие» материалы, чтобы почитать с ним стихи, поговорить о любви, о дружбе и о предательстве или просто о том, почему Ирка из параллельного класса пришла сегодня в школу с бордовыми волосами...
В личке не консультирую, даю советы в темах на форуме.
В детстве со мной много и самозабвенно играли, в основном, папа. Настолько, что мои дворовые друзья звонили в дверь и спрашивали у изумленной мамы: «Здравствуйте, а Витя выйдет?»
Среди прочего, папа со мной часто шутил. Однажды он убедил меня, что я управляю трамваем, двигая ручку водительской кабинки во втором вагоне. Изучил все технические остановки и подстроил все так, что я «останавливала» или «разгоняла» трамвай. А потом я «сломала» ручку и трамвай понёсся с горы на страшной скорости, а папа в панике говорил «что ты наделала?! Впереди поворот! Мы сойдём с рельс, что! что теперь делать?!» Я действительно чуть не поломала ту ручку, пытаясь исправить положение дел, и когда все хорошо закончилось («пронесло! мы все были на волоске!»), я ещё долго считала водительниц трамваев рисковыми и героическими тетками, типа пожарников или космонавтов. Папа не палился неделю, но потом, видя, что я сторонюсь всех ручек в трамвае, все-таки раскололся. Меня больше всего впечатлило, что он вот это вот готовился! запоминал все нюансы пути, чтоб потом такое срежиссировать.
А однажды мы пошли кататься на санках. У нас рядом с домом протекала Красная река (реально красная, от заводских отходов), а за ней были городская больница и морг. И вот там были самые козырные горки. Мы пришли, а народу видимо-невидимо, на всех проторенных горках очереди. Папа говорит: давай отойдем, исследуем новую горку. Я первый проеду на санках, и если там нет никаких ужасных трамплинов, то ты — следом.
Ну хорошо. Папа съехал — аж не видно его. Возвращается, шапка набекрень, запыхался весь, говорит — отличная горка!
— А трамплинов нет?
— нет. Отличная, ровная горка.
Я должна была насторожиться, обнаружив, что санки проломлены, но нет. Поехала, такая расслабленная. И когда я после третьего трамплина собралась, было поздно, потому что я врезалась в дерево и меня засыпало снегом с веток. Папа подошел, разгреб, вытащил. Я, конечно, рот открыла реветь, а он меня всерьез не воспринимает, говорит, давай же скорей кататься — видала, какая отличная горка?! сколько трамплинов?! прям везение! И потом мы еще до ночи объезжали эту горку вдвоем на санках — сидя, лежа, на спине, на животе — пока не доломали их в хлам.
Все детство у меня не было аппетита. Когда папа приходил с работы, из кухни выбегала замучанная пыткой кормления мама и вручала ему с порога ложку: «на! Я больше не могу этого выносить!! Иди ты корми ее!»
— да пусть не ест, — говорил папа.
— она же умрет! Она вообще. Ничего. Не ест. Сутками. Как она живёт?!
— ну умрет-не умрет, посмотрим.
— посмотрим?! ….с тобой разведусь!… врачи…. диагноз… ты хоть знаешь?! — из коридора доносились какие-то невнятные обрывки. — … малокровие!… клапан сердца… умрет!.. иди корми!
И папа шёл. Он рассказывал мне сказки, пел песни, даже научился играть на гитаре, и когда я неосторожно открывала рот, засовывал туда ложку с кашей. Какое-то время смотрел, как каша вытекает у меня изо рта, потому что я так и продолжала сидеть с открытым ртом, не глотая, а потом молча брал мою тарелку и все съедал. Мама была спокойна, что ребёнок поел. Она, конечно, подозревала… но предпочитала верить, что «съела хоть что-то», а за папой закрепился титул «единственного человека, который может ее накормить».
В связи с малокровием мне покупали красную икру и давали с собой в бутербродах в школу. При том, что жили родители бедно. Мама однажды расплакалась, что у неё на стиральной доске расползлась папина рубашка. А на следующий день папа пошёл на работу прекрасный, как принц — во второй и последней рубашке. Свадебной. К моменту бутербродов с дефицитной икрой жили уже получше, но в целом «как все советские люди». Я же их не ела и часто забывала выбросить по дороге домой. Вспоминала уже в подъезде и по такому случаю засовывала за батарею на втором этаже, рядом с почтовыми ящиками. Бутерброды сгнили и были обнаружены мамой. Конечно, сейчас я могу себе представить ее состояние, но тогда я просто сидела на кухне и ждала, пока у всех пройдут хмурые лица. Меня никогда ни за что не ругали в семье, но я остро реагировала на общий упадок настроения. Бабушка, которая знавала настоящий голод и даже арбуз всегда ела с хлебом, конечно, сказала все, как есть. И припечатала: «лучше б Витя съел, что ж выбрасывать-то!» На мысль о том, что он-таки предпочтительней мусорки, папа поднял брови и мы переглянулись. Он сидел в такой же позе, как я, и тоже ждал, когда у всех пройдёт траур.
Папу подозревали во всех моих болезнях. Когда я лежала попой кверху у бабушки на коленях и она искала наименее синячное место для укола, бабушка вкрадчиво пыталась добыть у меня признание:
— Светочка, скажи, папа давал тебе мороженое, когда вы ходили гулять? Я не буду ругать, но я же медсестра… мне надо знать… как же гнойная ангина? Давал мороженое? Давал?
— нет
— а два мороженых? — проницательно спрашивала мама. Но я не кололась. Хотя давал. Два.
Родители брали меня с собой в походы и поездки. Когда мне было лет 8, они с компанией ездили в Гурзуф, и я с ними. Жили в курятнике. Как на зло, все время лил дождь. Взрослые интеллигентно выпивали и резались в преферанс. Кто-то дал мне попробовать «на язычок» вишневую наливку и дня через два она закончилась. Ну, подумали, мало ли, кто-то выпил. Все восхищались, какой я спокойный и удобный ребёнок.
По вечерам папа ходил в единственный бар в гурзуфе и брал меня с собой. Себе он покупал 50 грамм коньяка, а мне — горячий шоколад. Я не знала, что такое коньяк, но от объяснения, что это «спиртное», очень оживилась. Я же уже знала, что «спиртное» — это сладко и вкусно.
— Дай попробовать, — говорю.
— На. — отвечает папа.
Я отхлебнула большой глоток, примерно как я хлестала наливку из горла, и несколько мгновений думала, что умираю. Слезы из глаз, сопли из носа, душа из тела. Этот коньяк не выветрится из меня ещё лет десять — почти до конца университета меня невозможно было уговорить на «спиртное».
Когда я была подростком, ну может чуть старше Алеши сейчас, мы с папой вместе смотрели фильмы ужасов — тогда как раз первый раз показывали по телеку Фредди Крюгера. Мама нам обоим запрещала «это» смотреть, но засыпала рано. А мы смотрели. Когда фильм закончился, папа пошёл спать, а я включила свет в коридоре, в своей комнате, в туалете, в ванной, на кухне, короче, везде, где только можно было, и пошла купаться. Выхожу из ванной — темно.
— Папа?
Тишина. Страшно до одури. Нужно как-то проделать путь до своей комнаты. Или хотя бы до выключателя. И тут на кухне, в темноте, падает вилка.
— Папа?! Это ты? Пожалуйста, скажи, что это ты?!
Я так умоляла, что он сознался. Ну успокоил, утешил, провел до комнаты, пожелал спокойной ночи, все дела.
Я запрыгнула в кровать и чуть не умерла от ужаса. Он подложил мне под простыню упаковку от цветов, которая страшно шуршит при любом прикосновении. Ну какой уж тут сон, пошли ржать на кухню и пить чай с хлебом, маслом и вареньем.
А однажды во время воскресной уборки он достал мамину старую шубу, залез в крошечный закуток между креслом и балконом, накрылся этой шубой и прикинулся ветошью. Не знаю, сколько он там сидел, но он знал, чего ждет — когда мама пойдет на балкон с тазиком белья. И она пошла.
Крику было — не вообразить. Идет себе человек на балкон белье развешивать под Мирей Матье, вдруг из угла с утробными звуками поднимается что-то черное, страшное, бесформенное… Потом — мать в кресле, бросает в него мокрые вещи из тазика и смеется сквозь слезы — «сумасшедший! У меня чуть сердце не остановилось!» А бабушка выбежала из кухни с руками в штруделе: «Что? У кого сердце? Я бывшая медсестра!» И Мирей Матье разливается на всю залитую солнцем квартиру «je suis une femme amoreu-u-use»…
Я с первого класса не разрешала лезть в свои школьные дела и родители это уважали. Мой дневник и тетрадки никогда не смотрели, и их единственным способом узнать, как у меня дела, были «игры в учительницу». Я учила папу всему, что проходили в школе, и с упоением ставила ему колы по английскому.
В старших классах я ждала его с работы с домашкой по физике. Папа — физик по образованию, но заниматься со мной не мог. Все заканчивалось тем, что я бросалась учебниками, а он выходил из моей комнаты с возгласами «ну как можно быть такой тупой!» А когда я читала свою первую неадаптированную книжку на английском и швырялась словарями, потому что не понимала пять слов из шести в предложении, папа сидел у меня в комнате, наблюдал эту адскую истерику и говорил «как ты будешь жить? Жить будешь как?» И добавлял, с интонацией: go to the window!
— что? — остановилась я.
— go to the window! Irresponsible! This is a table!- повторял папа с удивительно красивым произношением и пояснял, — это все, что я знаю на английском. Очень красиво. Гоу ту the ууууин-доууу!
Мне до сих пор смешно, как тогда.
В старших классах я много читала. Папа часто таскал у меня со стола книги и тоже их читал. Однажды спер у меня «Так говорил Заратустра», а потом ходил под дождем без куртки и без зонта, как сверхчеловек. А в другой раз… Тут нужна предыстория.
Я ездила домой со школы на автобусе, а рядом с остановкой была книжная раскладка, где я паслась в ожидании автобуса. Тогда был перестроечный бум книгоиздания — издавали все, что хотели и как хотели, и вот один раз смотрю — маркиз де Сад. Я что-то слышала, но имела лишь смутное представление, что это «что-то такое…» И ладно бы там была Жюстина или Философия в будуаре. Но нет. Там было не что-нибудь, а «120 дней Содома». Я купила, а вечером поинтересовалась. Дочитала до какой-то страницы и, пораженная до глубины души (помним, я — советский подросток, к тому же «девочка из хорошей семьи») спрятала книгу с твердым намерением выбросить ее с утра пораньше.
И вот не знаю — шок стер все подробности — то ли мусоропровод оказался запаян и я оставила ее в закутке в подъезде, то ли я ее плохо заныкала, но следующее, что я помню, так это папу на кухне: сидит, пьет чай с булкой и вареньем и читает 120 дней содома. Я думала, умру от ужаса.
Папа был под большим впечатлением (во-первых, что кто-то выбросил такую книжку, а во-вторых, от самой книжки — помним, что он тоже был «простой советский человек» и не в курсах, как оно бывает…) и честно ее со мной обсудил. Мы подивились фантазии автора, загнались на тему «что если такое подробное пособие попадет в руки маньяка?», а потом расслабились и оборжали, как обычно.
Вообще, я всегда была уверена, что папа тащится от всего точно так же, как и я. И отчасти это было так — он играл в выбивного на равных, никогда не поддавался ни в какие настольные игры, не мог удержаться от соблазна, когда кто-то стоял спиной к нетронутому пышному сугробу… потому с ним и было так смешно и интересно.
Но лет в 14 у меня стали закрадываться подозрения, что все не так просто и безусильно. Мы с младшей сестрой спали в одной комнате, и точно так же, как некогда мне, папа читал сказки на ночь Оле. Я к тому времени успела их подзабыть, поэтому тоже слушала вполуха.
У Оли была любимая сказка «Про молодильные яблочки». В этой сказке у нее был любимый отрывок — про гигантскую птицу, которая выносит героя из пропасти. Лететь пришлось много дней, и у них закончилась провизия. Ох, не долечу, Иван, — говорит птица, — упаду с голоду. Иван отрезал мясо со своей ноги и скормил ей. Она снова жалуется — мол, не долечу, пить умираю. Он напоил ее своей кровью. И так несколько раз, пока он с себя все не срезал и всю кровь ей не отдал. Прилетели. Иван — трупак, естественно. Тогда, сказано в сказке, «птица отрыгнула все назад», приложила к Ивану, куда следует, полила мертвой водой — все срослось. Полила живой — он глаза открыл.
На этом месте пятилетняя Олечка обычно говорила — «читай еще раз про птицу». И папа читал этот отрывок снова и снова, пока не засыпал сам. «Ты заснул! Читай про птицу! Как она его отрыгнула!» Я лежала и охреневала. С птицы, с зомбака Ивана, с папиной судьбы, который снова и снова просыпался, чтобы читать про птицу.
И вот что я хочу сказать про педагогику. Нет ее. Есть люди, живые и разные. Они шутят, швыряются учебниками, пьют коньяк, едят кашу… Главной «педагогике» я научилась у папы. Она такая:
Смотреть на вещи легче.
Еще открытость и любопытство ко всему сущему. Вот как папа: Ницше — так Ницше. 120 дней Содома… ну что ж, значит, они.
Вот и вся педагогика. Сейчас много информации, возможностей тоже, а соцсети повернуты на публичном шейминге родителей за неправильное поведение. Постоянный родительский невроз на почве «правильной педагогики» часто делает людей агрессивными по отношению к другим, «заблуждающимся» родителям. Я читала, что маму трехлетнего мальчика, который играл в шахматы с Карповым в телевизоре, «надо долго бить чем-то тяжелым, а потом ставить записи о детской психологии в изолированной комнате», пока не поймет, тварь, про педагогику. И это — не крайний случай, средней свирепости высказывание, но довольно типичное. Я не в укор — очевидно, людям неспокойно, а от волнения чего только не наговоришь.
Понятно одно — все хотят своим детям счастья. Стараются просчитать, какими действиями его можно гарантировать. Ревностно следят за другими людьми — а они как причиняют своим детям счастье? Чаще всего, те, другие, причиняют его неправильно. Но это иллюзия, что есть какие-то общие правила. По итогу, каждый одинок в этом квесте, потому что у него вот такой ребенок, а не какой-то другой. И сам он — вот такой человек, а не какой-то другой. Ошибки — это нормально. Провалы — неизбежно. Нет «неправильного» поведения. А если и есть, то невроз «правильного родителя» гораздо вреднее самогО «неправильного поведения».
И главное — невозможно просчитать счастье. Невозможно знать, что западёт человеку в память под грифом «счастливое детство»? Будет ли это то, что требовало усилий, самосовершенствования и временных затрат, или случайный eye contact на кухне? Песня в воскресный день? Чай после фильма ужасов? Не то чтобы я за пофигизм, мол, нам не дано предугадать… так какая разница. Я пытаюсь сказать, что счастье не нуждается в просчетах. Счастье — это один из побочных эффектов обычной жизни. Педагогики не существует как самоцели. Самоцель — это, собственно, жизнь. Так что будьте естественны, сердитесь, шутите, отвлекайтесь от детей на другое, грустите, парьтесь проблемами, ломайте санки, засыпайте над книжкой. А счастье… Дети очень чувствительны к счастью, его не надо специально добывать и вручать им в руки. Дети распознают его сами, даже под маской Фредди Крюгера. И контрабандой унесут во взрослую жизнь.
В личке не консультирую, даю советы в темах на форуме.
Сему очень ждали.
И дождались.
Когда уже потеряли надежду. Девять лет ожидания - и вдруг беременность!
Сема был закормлен любовью родителей. Даже слегка перекормлен. Забалован.
Мама Семы - Лиля - детдомовская девочка. Видела много жесткости и мало любви. Лиля любила Семочку за себя и за него.
Папа Гриша - ребенок из многодетной семьи.
Гришу очень любили, но рос он как перекати-поле, потому что родители отчаянно зарабатывали на жизнь многодетной семьи.
Гриша с братьями рос практически во дворе. Двор научил Гришу многому, показал его место в социуме. Не вожак, но и не прислуга. Крепкий, уверенный, себе-на-уме.
Гришины родители ждали Семочку не менее страстно. Еще бы! Первый внук!
Они плакали под окнами роддома над синим кульком в окне, который Лиля показывала со второго этажа.
Сейчас Семе уже пять. Пол шестого.
Сема получился толковым, но избалованным ребенком. А как иначе при такой концентрации любви на одного малыша?
Эти выходные Семочка провел у бабушки и дедушки.
Лиля и Гриша ездили на дачу отмывать дом к летнему сезону
Семочку привез домой брат Гриши, в воскресенье. Сдал племянника с шутками и прибаутками.
Сёма был веселый, обычный, рот перемазан шоколадом.
Вечером Лиля раздела сына для купания и заметила ... На попе две красные полосы. Следы от ремня.
У Лили похолодели руки.
- Семен... - Лилю не слушался язык.
- Да, мам.
- Что случилось у дедушки и бабушки?
- А что случилось? - не понял Сема.
- Тебя били?
- А да. Я баловался, прыгал со спинки дивана. Деда сказал раз. Два. Потом диван сломался. Чуть не придавил Мурзика. И на третий раз деда меня бил. В субботу.
Лиля заплакала. Прямо со всем отчаянием, на какое была способна.
Сема тоже. Посмотрел на маму и заплакал. От жалости к себе.
- Почему ты мне сразу не рассказал?
- Я забыл.
Лиля поняла, что Сема, в силу возраста, не придал этому событию особого значения. Ему было обидно больше, чем больно.
А Лиле было больно. Очень больно. Болело сердце. Кололо.
Лиля выскочила в кухню, где Гриша доедал ужин.
- Сема больше не поедет к твоим родителям, - отрезала она.
- На этой неделе?
- Вообще. Никогда.
- Почему? - Гриша поперхнулся.
- Твой отец избил моего сына.
- Избил?
- Дал ремня.
- А за что?
- В каком смысле "за что"? Какая разница "за что"? Это так важно? За что? Гриша, он его бил!!! Ремнем! - Лиля сорвалась на крик, почти истерику.
- Лиля, меня все детство лупили как сидорову козу и ничего. Не умер. Я тебе больше скажу: я даже рад этому. И благодарен отцу. Нас всех лупили. Мы поколение поротых жоп, но это не смертельно!
- То есть ты за насилие в семье? Я правильно понимаю? - уточнила Лиля стальным голосом.
- Я за то, чтобы ты не делала из этого трагедию. Чуть меньше мхата. Я позвоню отцу, все выясню, скажу, чтобы больше Семку не наказывал. Объясню, что мы против. Успокойся.
- Так мы против или это не смертельно? - Лиля не могла успокоиться.
- Ремень - самый доходчивый способ коммуникации, Лиля. Самый быстрый и эффективный. Именно ремень объяснил мне опасность для моего здоровья курения за гаражами, драки в школе, воровства яблок с чужих огородов. Именно ремнем мне объяснили, что нельзя жечь костры на торфяных болотах.
- А словами??? Словами до тебя не дошло бы??? Или никто не пробовал?
- Словами объясняют и все остальное. Например, что нельзя есть конфету до супа. Но если я съем, никто не умрет. А если подожгу торф, буду курить и воровать - это преступление. Поэтому ремень - он как восклицательный знак. Не просто "нельзя". А НЕЛЬЗЯ!!!
- К черту такие знаки препинания!
- Лиля, в наше время не было ювенальной юстиции, и когда меня пороли, я не думал о мести отцу. Я думал о том, что больше не буду делать то, за что меня наказывают. Воспитание отца - это час перед сном. Он пришел с работы , поужинал, выпорол за проступки, и тут же пришел целовать перед сном. Знаешь, я обожал отца. Боготворил. Любил больше мамы, которая была добрая и заступалась.
- Гриша, ты слышишь себя? Ты говоришь, что бить детей - это норма. Говоришь это, просто другими словами.
- Это сейчас каждый сам себе психолог. Псехолог-пидагог. И все расскажут тебе в журнале "Щисливые радители" о том, какую психическую травму наносит ребенку удар по попе. А я, как носитель этой попы, официально заявляю: никакой. Никакой, Лиль, травмы. Даже наоборот. Чем дольше синяки болят, тем дольше помнятся уроки. Поэтому сбавь обороты. Сема поедет к любимому дедушке и бабушке.
После того , как я с ними переговорю.
Лиля сидела сгорбившись, смотрела в одну точку.
- Я поняла. Ты не против насилия в семье.
- Я против насилия. Но есть исключения.
- То есть если случатся исключения, то ты ударишь Сему.
- Именно так. Я и тебя ударю. Если случатся исключения.
На кухне повисла тяжелое молчание. Его можно было резать на порции, такое тугое и осязаемое оно было.
- Какие исключения? - тихо спросила Лиля.
- Разные. Если застану тебя с любовником, например. Или приду домой, а ты, ну не знаю, пьяная спишь, а ребенок брошен. Понятный пример? И Сема огребет. Если, например, будет шастать на железнодорожную станцию один и без спроса, если однажды придет домой с расширенными зрачками, если ...не знаю...убьет животное...
- Какое животное?
- Любое животное, Лиля. Помнишь, как он в два года наступил сандаликом на ящерицу? И убил. Играл в неё и убил потом. Он был маленький совсем. Не понимал ничего. А если он в восемь лет сделает также, я его отхожу ремнем.
- Гриша, нельзя бить детей. Женщин. Нельзя, понимаешь?
- Кто это сказал? Кто? Что за эксперт? Ремень - самый доступный и короткий способ коммуникации. Нас пороли, всех, понимаешь? И никто от этого не умер, а выросли и стали хорошими людьми. И это аргумент. А общество, загнанное в тиски выдуманными гротескными правилами, когда ребенок может подать в суд на родителей, это нонсенс. Просыпайся, Лиля, мы в России. До Финляндии далеко.
Лиля молчала. Гриша придвинул к себе тарелку с ужином.
- Надеюсь, ты поняла меня правильно.
- Надейся.
Лиля молча вышла с кухни, пошла в комнату к Семе.
Он мирно играл в конструктор.
У Семы были разные игрушки, даже куклы, а солдатиков не было. Лиля ненавидела насилие, и не хотела видеть его даже в игрушках.
Солдатик - это воин. Воин - это драка. Драка это боль и насилие.
Гриша хочет сказать, что иногда драка - это защита. Лиля хочет сказать, что в цивилизованном обществе достаточно словесных баталий. Это две полярные точки зрения, не совместимые в рамках одной семьи.
- Мы пойдем купаться? - спросил Сема.
- Вода уже остыла, сейчас я горячей подбавлю...
- Мам, а когда первое число?
- Первое число? Хм...Ну, сегодня двадцать третье... Через неделю первое. А что?
- Деда сказал, что если я буду один ходить на балкон, где открыто окно, то он опять всыпет мне по первое число ...
Лиля тяжело вздохнула.
- Деда больше никогда тебе не всыпет. Никогда не ударит. Если это произойдет - обещай! - ты сразу расскажешь мне. Сразу!
Лиля подошла к сыну, присела, строго посмотрела ему в глаза:
- Сема, никогда! Слышишь? Никогда не ходи один на балкон, где открыто окно. Это опасно! Можно упасть вниз. И умереть навсегда. Ты понял?
- Я понял, мама.
- Что ты понял?
- Что нельзя ходить на балкон.
- Правильно! - Лиля улыбнулась, довольная, что смогла донести до сына важный урок. - А почему нельзя?
- Потому что деда всыпет мне ремня...
В личке не консультирую, даю советы в темах на форуме.
Я плохая мама. Прямо-таки отвратительная.
Ну вот вчера, например. Устала на работе. Отстояла два часа в пробке. Припарковалась за квартал от дома, жутко замёрзла, ещё и подскользнулась. Не упала (вот оно, спортивное детство!), но спину потянула (вот она, приближающаяся старость!). А вместе со спиной я потянула настроение.
Как там это научно называется? Мама не в ресурсе? Так вот – мама не в ресурсе! Знаете, такая мама с ограниченными возможностями.
Я прихожу домой, перед дверью натянув на себя маску хорошей мамы, и начинаю задорно болтать с сыном и готовить ужин.
И тут Матвей разливает молоко. Ну это для него. А для меня это РАЗЛИВАЕТ МОЛОКО!!!!
Я с шумом выдыхаю, вытираю стол, стул, полы и мило ему улыбаюсь. Ночью придётся вымыть полы в квартире. Улыбка у меня выходит кривоватая и ненатуральная. Сын недоверчиво косится на меня, и бочком-бочком движется в сторону ванны — от греха подальше. Он в свои четыре далеко не дурак, и даже не зная слов «не в ресурсе», понимает, что может сейчас огрести.
В ванной он размазывает по зеркалу зубную пасту красивыми узорными завитушками. Он очень ждёт Новый год и приближает его, как может.
Я захожу, сцепляю зубы, чтобы не учить сына нецензурной лексике, и выдаю ему тряпку. Ночью придётся перемывать и зеркало. По моей маске хорошей мамы уже побежали трещины, и я ухожу на балкон в попытке обрести равновесие.
А потом сынулька решает порадовать меня и вымыться сам. Он залезает в ванну и намыливает себя от души – ровно на половину бутыли жидкого мыла. Мыла, которое стоит в Ашане целых 57 рублей.
И тут меня прорывает. Как трубу. Причём трубу от унитаза.
Я кричу что-то о руках не оттуда. О «хоть что-нибудь полезное, а то одни машинки на уме». Кидаюсь угрозами никогда (ты слышишь, НИКОГДА!!!) больше не купить ни одной игрушки, раз такое безответственное отношение к вещам. О цене чужого труда. О цене денег. Всё, что там обычно кричат «отвратительные» мамы.
Я умею кричать. Кучу всего не умею, а в этом я прям спец. Устройте Олимпийские игры по крику, и я стану гордостью страны. Но пока их нет, я стою и ору на сына. У меня личные домашние соревнования. Я прям на финишной прямой, обхожу всех участников.
Спивающийся сосед-омоновец сверху уже надел каску и начал окапываться.
Подозрительная соседка-старушка слева, наверное, вызывает наряд полиции.
Милая мамочка троих детей снизу даст руку на отсечение, что это полтергейст сейчас орёт, потому что я — та, которую, она встречает каждый день на лестничной клетке, — так кричать не могу.
А я могу. И кричу.
Матвей стоит в ванне, уткнув лицо в свои ручки, и между пальцев льются огромные-огромные слёзы. Слёзы боли, обиды и предательства самого близкого человека. Слёзы, которые я сегодня оценила в 57 ашановских рублей.
Он не понимает половины слов, которые я кричу, и только всхлипывает: прости-прости, я больше никогда…
Он идёт спать. Съежившийся, с осунувшимися худыми плечиками и выпирающими лопатками.
А я всю ночь не сплю. Я проживаю этот вечер минуту за минутой. Снова и снова смотрю на то, что наделала. И такая безысходность, как в детстве, когда что-то уже натворил, а как исправить – не знаешь. Меня гложет чувство вины. Даже не гложет, оно меня всю съедает. Кусочек за кусочком отгрызает мою уверенность в себе как в маме. Да и просто как в адекватном взрослом человеке.
Мне кажется, что чувство вины – единственное, что искупает ту боль, которую я причинила сыну. Заставив страдать другого, ты должен страдать сам. Это очень справедливо.
Но дети, они как солнышко: какой бы ни был хмурый вечер, утром они скачут и улыбаются как ни в чём ни бывало. Вот и Матвей с утра приходит валяться в моей постели, досыпать и ластиться.
Я могу сейчас промолчать и спустить всё на тормозах. Могу забыть о вчера и наслаждаться сегодня.
Или всё-таки не могу?
Не имею права, потому что это нечестно. А нельзя научить сына честности, не будучи честной самой.
Поэтому я подползаю к нему и, собрав волю в кулак, начинаю извиняться. Такой нелегкий, но нужный разговор.
Знаешь, сына, я тут всю ночь не могла уснуть, всё думала… Я вчера так была неправа. Не стоило это дурацкое мыло нашей ссоры. Я просто вчера слишком устала и не сдержалась. А сейчас мне стыдно за своё поведение. Прости меня. Я больше никогда…
А дети, они как солнышко. Они прощают сразу и от души. Они какие-то совсем другие, не чёрствые, не обидчивые, не злопамятные. Они ещё не загрязнили свои маленькие души миром взрослых.
Я вчера тоже лежал, мам, — говорит сын, — думал… Мне кажется, я был тоже неправ. Ну с этим мылом. Не стоило его столько лить. Давай больше не будем так сильно ссориться…
Я лежу и плачу. Такие слёзы очищают. Помогают понять что-то важное. И идти в новый день с новым знанием — знанием, которое тебе подарил твой ребёнок. Идти и обещать себе: не забывать эти важные уроки прощения. Никогда, ты слышишь, НИКОГДА!!!
В личке не консультирую, даю советы в темах на форуме.
ГЛАВНЫЙ СЕКРЕТ ВОСПИТАНИЯ
Однажды я открыла главный секрет воспитания. Он очень прост: дети становятся взрослыми.
Мы просто не понимаем, какую силу даёт родителям эта простая истина, если всегда помнить о ней. И как проще относиться к жизни, и как растить без нудных назиданий, не воспитывая, а играя, и как набраться терпения, и, если всё-таки твоё прелестное создание успело набедокурить, схватиться за ум — в ней заключается всё.
Дети становятся взрослыми. Дети вырастают. И уходят. И ничего нельзя повернуть назад.
Вдумайтесь: сегодня вы ведёте своё маленькое чудо за ручку — а оно прыгает и шалит, и замучило вас вопросами. И вы бесконечно, до раздражения, устаёте от этих «почему?!» и от этих шалостей. Сегодня вы торопитесь, и вздыхаете, и выходите из себя, и у вас сотня важных взрослых дел, от которых он вас отвлекает. А завтра?
Всего-то через каких-нибудь три, четыре или пять лет, вы сами захотите взять сына за ручку, и притянуть поближе, и поговорить, и ответить, и научить — а у него под окном друзья, и ваше прелестное чудо вприскочку помчится не к вам, а туда… Вдумайтесь: когда-нибудь (скоро, так скоро) она, ваша дочка, вдруг захлопнет школьную тетрадку и, не спросив: «ну как же решается эта задачка?», ускользнёт, чтоб целоваться с каким-то совсем незнакомым вам мальчиком. И это перевесит все ваши соблазны и призывы.
Дети вырастают. Даже если вы будете очень — очень держать — вы не удержите. Не удержите этих торопливых дней детства. Ваших общих дней. Помните, и наслаждайтесь, пока они ещё дети, и кроватки их стоят рядом с вашими, и руки — в ваших руках. Пока вы, вы нужны им больше всего на свете.
Потому что это закон жизни: кто-то другой должен стать твоему (самому лучшему на свете!) ребёнку дороже и важнее, чем ты.
Говорят, родительская любовь трагична, потому что разлука изначально заложена в ней. Думается, кто сказал так, всё-таки ошибался.
Дети вырастают, и покидают нас…, и ничего не вернётся обратно. Но как раз само осознание этого факта (если помнить о нём всегда) заставит нас просто и радостно принимать то, что есть у тебя сейчас. Если накрепко запомнить это — вы не будете растить — страдать — и мучиться. Вы поймёте, что самое ценное — не «вчера» и не «завтра», а то, что есть и что происходит у вам сейчас. Сей-час.
Родительская любовь проста и радостна, пока принимаешь этот закон.
Мы растим и отпускаем ребёнка всё дальше и дальше от себя. Но именно поэтому и именно тогда происходит удивительная вещь: дети нас не покидают. Они остаются рядом. На расстоянии, но — рядом. Сохраняется душевное, духовное единство. дети по-прежнему нуждаются в нас, и видят в нас и надёжный тыл, и опору, и советчика. Всегда.
Остаются, если всё начинается и всё продолжается с нашей истинной безусловной любви.
Посмотрите. как это просто. И как это правильно: жить и любить.
(Нина Некрасова «ПЕРЕСТАНЬТЕ ДЕТЕЙ ВОСПИТЫВАТЬ - ПОМОГИТЕ ИМ РАСТИ»)
В личке не консультирую, даю советы в темах на форуме.
7 ошибок воспитания, которые мешают детям добиваться успеха
Эксперт по лидерству, автор психологических бестселлеров Тим Элмор за время своих исследований выявил типичные ошибки родителей, которые заранее программируют в детях неуверенность и ограничивают их шансы стать успешными в карьере и личной жизни.
1. Мы не даем детям рисковать.
Мы живем в современном мире, полном опасностей на каждом шагу. Лозунг «Безопасность превыше всего» усиливает наш страх потерять детей, поэтому мы окружаем их всеобщей заботой. Европейские психологи обнаружили: если дети не играют на улице, если им ни разу не пришлось упасть и ободрать коленку, то во взрослой жизни они часто страдают фобиями.
Ребенку следует упасть несколько раз, чтобы понять, что это нормально. Подросткам следует поссориться и пережить горечь первой любви, чтобы обрести эмоциональную зрелость, без которой невозможны долгосрочные отношения.
Исключая риск из жизни детей, взрослые порождают у них высокомерие, заносчивость и низкую самооценку в будущем.
2. Мы слишком быстро бросаемся на помощь.
Сегодняшнее поколение молодых людей не развило в себе некоторые умения, которые были присущи детям 30 лет назад. Когда мы слишком скоро приходим на помощь и чрезмерно окружаем ребенка «заботой», мы лишаем его необходимости самому искать выход из сложных ситуаций.
Рано или поздно дети привыкают к тому, что кто-то их всегда спасает: «Если я ошибусь или не достигну цели, то взрослые исправят и разгребут последствия». Хотя в действительности мир взрослых отношений устроен совершенно иначе.
Ваши дети рискуют оказаться неприспособленными к взрослой жизни.
3. Мы слишком легко восторгаемся ими.
Движение за повышение самооценки началось еще с поколения бэби-бумеров, а в 1980-е оно пустило корни в школе. Правило «каждый участник получает кубок» позволяет ребенку почувствовать себя особенным. Но исследования современных психологов показывают, что такой метод поощрения имеет непредвиденные последствия.
Через какое-то время ребенок замечает, что единственные люди, кто считает его замечательным, — это мама и папа, а остальные так не считают. И тогда ребенок начинает сомневаться в объективности своих родителей. Ему приятно получать похвалу, но он понимает, что это никак не связано с действительностью.
Со временем такой ребенок учится жульничать, преувеличивать и лгать, чтобы избегать неудобной реальности. Потому что он просто не приспособлен к столкновениям со сложностями.
4. Мы позволяем чувству вины затмевать хорошее поведение.
Ваш ребенок не должен любить вас каждую минуту. Ему предстоит преодолеть много неприятностей в этой жизни, но в этом может помешать избалованность. Поэтому говорите детям «нет» и «не сейчас», чтобы они учились бороться за свои желания и потребности. Если в семье несколько детей, родители обычно считают несправедливым награждать одного ребенка и оставлять обделенным другого. Но награждать всех и всегда нереалистично. Такими действиями мы упускаем возможность показать детям, что успех зависит от наших собственных усилий и благих поступков.
Дважды подумайте, прежде чем вознаграждать детей поездками в торговые центры. Если ваши отношения основаны только на материальных стимулах, дети не будут чувствовать ни внутренней мотивации, ни безусловной любви.
5. Мы не делимся ошибками из собственного прошлого.
Настанет время, когда здоровый подросток обязательно пожелает «расправить крылья» и набить собственные шишки. И взрослый должен разрешить ему сделать это. Но это вовсе не означает, что мы не будем помогать детям ориентироваться в неизвестных вещах и событиях. Поделитесь с детьми ошибками, которые вы совершали в их возрасте, но избегайте излишних нравоучений про курение, алкоголь и наркотики.
Дети должны быть готовы к встрече с неприятностями и уметь отвечать за последствия своих решений.
Расскажите им, что вы чувствовали, когда столкнулись с похожими обстоятельствами, чем руководствовались в поступках, какие уроки усвоили.
6. Мы путаем интеллект и одаренность со зрелостью.
Интеллект часто используется в качестве меры зрелости ребенка, и в результате родители предполагают, что умный ребенок готов к реальному миру. Это не так. Некоторые профессиональные спортсмены и молодые звезды Голливуда, например, обладают огромным талантом, но все же попадают в публичные скандалы.
Не считайте, что ваш ребенок талантлив во всем.
Не существует волшебного «возраста ответственности» или руководства о том, когда ребенку пора давать какие-то конкретные свободы.
Но есть хорошее правило — наблюдать за другими детьми такого же возраста. Если вы замечаете, что ровесники вашего ребенка гораздо более самостоятельны, то, возможно, вы сами сдерживаете развитие у него независимости.
7. Мы сами не делаем того, чему учим детей.
Как родители, мы должны моделировать ту жизнь, которую желаем для наших детей. Сейчас именно мы — лидеры своей семьи, поэтому должны придерживаться правды в отношениях с окружающими. Следите за своими проступками, даже мелкими, потому что за вами наблюдают ваши дети.
Если вы не идете в обход правил, то дети будут знать, что это неприемлемо и для них. Покажите детям, что значит всецело и с удовольствием помогать другим. Делайте людей и места лучше, чем они были до вас, и ваши дети будут делать так же.
Автор: Кэйти Каприно
В личке не консультирую, даю советы в темах на форуме.
Не мамина мечта...
Мой сын ходит на спортивную гимнастику. Ну ходит и ходит, спорт у него, физическое развитие, и вообще врачи советуют. А у меня — час свободного времени.
И пускай это час в раздевалке, пахнущей грязными носками.
Пускай это час на шатающейся лавочке.
Пускай это час под телефонный стрёкот слишком болтливых мамаш.
Пускай.
Зато это час моей свободы. Час, не занятый работой-учёбой-уборкой-готовкой и даже не занятый сыном.
Сын занят гимнастикой, а я собой.
Вот на прошлой неделе книжку читала (художественную! про любовь там и прочие глупости), сейчас — пост пишу. Кто-то ждёт вдохновения, чтобы писать. Моё вдохновение ждёт свободной минутки, чтобы вылиться. А тут час…
Начала я совсем другой пост писать — давно уже тему придумала и даже обороты в голове держала. А потом закрыла. Сегодня — о другом.
Сегодня — о маленькой Саше.
Саше лет пять, может быть, шесть. Ходит она на художественную гимнастику, профессионально садится на шпагат и красиво крутит обруч. Я на Сашу смотрю восхищенно и во все глаза — никогда не умела крутить обруч. Про шпагат — вообще молчу.
У Саши тугие косички. А ещё у Саши мама.
Мама у Саши вместо диагноза. Такого, знаете, не смертельного, но на всю жизнь.
Пока мама заплетает Саше тугие косички, она заплетает ей в голову и свои комплексы.
Хлопнет её по животу, хлёстко так, со звуком, когда даже окружающим ясно, что это больно.
-Мааам, больнаааа… — подтверждает Саша наше впечатление.
-А ты чего живот вывалила? Ну-ка подбери!
Саша втягивает что-то там и хнычет:
-Ну я ж только покушалааа…
-А ты постоянно что-то ешь. Особенно в садике! И зачем ты столько жрёшь-то, госпааади?
-А кушать полезно, — парирует Саша.
-Ты посмотри, вон Лена какая худенькая. А ты скоро в костюм не влезешь! — угрожает мама. Громко, на всю раздевалку.
И Лена слышит, и Ленина мама слышит. Она смущённо улыбается, не знает, как помочь Саше и почему-то вдруг чувствует себя виноватой, что её Лена более худая.
-Бери воду и марш в зал! — Сашина мама торопится. У неё тоже свободный час. Час важнее «толстой» Саши, которая «жрёт всё подряд» назло маме. Назло достаточно упитанной, на мой некритичный к таким вещам взгляд, маме.
Между тем, Саша совсем не толстая. И даже не упитанная. Саша просто крепко сбита. У неё широкая кость, крепкие руки и ноги. И здоровый румянец в пол-лица. Точь-в-точь как у мамы.
Но вот только мама всю жизнь смотрится в зеркало и видит себя хрупкой статуэткой с бледной кожей. А в детстве она мечтала стать балериной. С тонкими ногами. И в невесомой пачке.
Теперь хрупкой статуэткой должна стать Саша. А она никак не становится.
Она в маму, а не в мечту.
Саша долго ищет бутылку с водой, пока мама не тыкает её носом в нужный карман рюкзака.
-Вот так и тупит постоянно, — объясняет она Лениной маме в полный голос. Зычно, чтобы даже на улице все услышали и узнали, как ей, бедной, не повезло с дочерью.
А Саша жизнерадостно бежит в зал, на ходу огрызаясь:
-Сама тупишь…
Я сижу и смотрю, как прыгают её косички на каждом шагу.
Ты огрызайся, Саша, обязательно огрызайся. Изо всех своих пятилетних сил. Потому что статуэткой тебе не стать. И маминой мечтой не стать.
Огрызайся, чтобы остаться собой. Это всё, что ты сегодня можешь противопоставить маме. И всему остальному миру.
Но я в тебя верю. У тебя обязательно получится.
В личке не консультирую, даю советы в темах на форуме.
«НАДЕНЬТЕ КИСЛОРОДНУЮ МАСКУ СНАЧАЛА НА СЕБЯ, А ПОТОМ НА РЕБЁНКА»
Я с интересом, завистью и печалью слежу за дискуссией о материнском выгорании на «Правмире». С интересом – потому что мамы – люди незаурядные и пишут о своей материнской работе с юмором, с самоиронией, с творческим задором, который свидетельствует о том, что это хорошие и веселые мамы, как бы их ни мучил сакраментальный вопрос «Я – плохая мать?»
С завистью – потому что скучаю по тем временам, когда дети были маленькие. Когда замурзанные рожицы, капризы и мультики, когда лепка из соленого теста и беготня по дому на четвереньках. Когда сказка на ночь, когда сто дурацких вопросов в час (хотя нет, с этим нет проблем и сейчас). Сейчас, когда мне уже далеко за 40, а детям 25 и 17, понимаешь, что это все было не мучение, а счастье, которое я тогда, может быть, не очень умела ценить.
А с печалью – потому что грустно видеть, как хорошие мамы бегают по граблям, по которым я тоже в свое время набегалась, и изобретают велосипеды, которые каждая из нас изобретала в свое время.
Поэтому я решила поспрашивать мам, у которых дети уже выросли. Мам с непростым материнским опытом – мам, растивших детей с проблемами развития, мам двойняшек, многодетных мам, мам инвалидов; мам, у которых совсем не было никакой помощи ниоткуда. Мам которые справились, вырастили детей и не сошли с ума.
И прежде всего – напомню известное самолетное правило, которые психологи уже много лет применяют к воспитанию детей: «Наденьте кислородную маску сначала на себя, а потом на ребенка». Если мама вовремя не получит кислорода – задохнутся оба.
▶ Другие руки
Что делать, когда не справляешься? Самый простой ответ – это делегирование полномочий и помощь окружающих. А если нет денег на няню? А если папа на работе? А если никаких окружающих нет?
Няня
Мой первый ребенок родился в один экономический кризис, в 1990 году, а второй – в другой экономический кризис, в 1998 году. В обоих случаях моя зарплата была критически важна для семьи. Я оба раза выходила на работу, когда детям было около двух лет; в одном случае помогали бабушки и дедушки, в другом – няня. Когда четыре человека живут на одну папину зарплату, лишних денег на няню нет. Но если мама не пойдет работать – они никогда не появятся.
Первое время две трети моей зарплаты уходили няне. Постепенно я стала зарабатывать больше, но главная польза от няни была совсем не в том, что я могу работать. Просто у ребенка появился еще один взрослый, который его любит. Я – мама хаотичная и эмоциональная. А няня была спокойная и методичная, по специальности воспитатель детсада. Она хладнокровно учила ребенка самостоятельности – и у нее это выходило лучше, чем у меня: без боданий, споров и нервов.
Няня брала на себя работу по обучению, хождение к логопеду и на ЛФК, – а мне доставался соскучившийся ребенок и все материнское счастье: чтение вслух, совместные игры, болтовня, творческие затеи. При этом у меня оставалась часть зарплаты, хорошее настроение и профессия.
Бабушка
Все опрошенные мамы единодушны: помощь матери или свекрови – неоценима. Даже если говорят «ты плохо их воспитываешь». Даже если все делают не так. Передышка – важнее.
Папа
Мои родители жили с нами, близнецами в восьмиметровой комнате коммуналки. Мама, спрашиваю, как же ты справлялась, когда не было ни памперсов, ни микроволновок, ни слингов? «Папа сразу после вашего рождения взял отпуск, — отвечает моя мама Катерина Лукьянова. – Весь первый месяц мы дежурили по ночам поочередно и спали через ночь – то он, то я. Папа сразу купил стиральную машину, грязные пеленки мы сначала мылили под раковиной и замачивали в ведре, а потом папа приходил с работы и все стирал в машине.
Мы все делали вместе: носили в комнату воду для купания, купали вас… По вечерам папа с вами читал книжки, это было его любимое занятие. По выходным – забирал вас на весь день куда-нибудь гулять. Я с вами сидела дома до трех лет. Иногда сижу дома, смотрю в окно и думаю: надо же, какие люди счастливые – на работу идут! Но я же не могу сказать, что вы были моим несчастьем. С вами было очень интересно: каждый день что-то новое, какие-то сюрпризы, какие-то новые умения, только успевай замечать. А после трех лет мы уже с вами стали ходить – и в театры, и в музеи, и вам интересно, и нам…»
▶ С ними интересно
Вот это, наверное, второй важный ответ: с детьми интересно. Да, обалдеваешь от бесконечного чтения о глупом котике и пятисотых ладушек в день; уже хочется загрузить мозг вопросами геополитики или социальной философии. Но можно посмотреть на собственного ребенка глазами исследователя; узнавать о детстве и детях новое; смотреть, как он учится играть, как овладевает речью, как учится выражать свои эмоции; учиться помогать ему, — все это большая и серьезная исследовательская работа, и ею вполне можно загрузить мозг, который простаивает, пока заняты руки.
Думай, исследуй, изучай, экспериментируй: растить ребенка – интереснейший научно-практический проект. Почему ребенок орет четыре часа подряд? Как правильно реагировать на истерики? Можно ли научить ребенка возвращаться к маме, если он убегает? Можно научиться решать ежедневные задачи не собственной истерикой, а профессиональной воспитательской реакцией. Это – сродни тому, что приходится делать учителям, няням, воспитателям в детском саду: учиться реагировать на детские выбрыки не эмоционально, а профессионально.
Материнскому делу можно и нужно учиться – это спасает от ненужных иллюзий, разочарований, сомнений в собственной компетентности. И картина меняется: если раньше огромный, загадочный и непредсказуемый тиран-младенец истязал бедную, маленькую, слабенькую, едва держащуюся на ногах маму, то теперь большая и сильная мама понимает свое неразумное малое детище и помогает ему. Как говорят наши дети, этот скилл можно прокачать.
▶ Внимание к себе и помощь специалиста
Мамы, которые очень стараются быть хорошими мамами, отличными женами и замечательными хозяйками, в какой-то момент забывают про себя. Они не лечат зубы, потому что надо еще отвести к логопеду младшую. Не покупают себе нормальную сезонную обувь, потому что деньги нужны на нейропсихолога для средней. Не идут к врачу с многомесячными болями. Не ложатся в больницу, потому что нельзя же оставить детей на одного мужа. Я знаю случаи, когда это кончилось трагически.
Мама, которой физически или душевно плохо, мать с хроническими болями, мать с нелеченой депрессией, мать, пренебрегающая своими базовыми физиологическими нуждами (поесть, выспаться, одеваться по сезону) — это не хорошая самоотверженная мать, а нарушитель техники безопасности. И если она сама не замечает, что ей давно пора к специалисту, то любящие ее люди должны уговорить, а то и взять за руку и отвести к доктору.
▶ Время для себя
Однажды я слышала от американских друзей историю про жену пастора, у которой было 11 детей. Дети никогда не давали матери покоя, и у нее не было не то что своего угла – а даже малейшей возможности остаться в одиночестве и помолиться. И тогда она придумала выход. И все дети в этой семье знали: если мама села в углу кухни и закрыла голову передником, значит, она разговаривает с Богом – и трогать ее нельзя. Или только в том случае, если чья-то жизнь в опасности.
В этом есть глубокая правда. Каждой маме нужно не только отдыхать и высыпаться – нужно время для себя. Личное время, когда можно остаться наедине со своим внутренним миром. Время для себя может быть самым необычным.
▶ Цели, задачи и приоритеты
Материнская работа – большая работа, часть которой можно делегировать другим или вовсе игнорировать, если нет сил, а часть – нельзя.
Работа мамы – это и домашнее хозяйство, которое можно поделить между членами семьи и делегировать кому-то, и обучение детей, которое тоже можно частично делегировать няне, гувернантке, бабушке – любому спокойному человеку, которого не выводит из себя необходимость повторять, структурировать, бесконечно играть в одно и то же, считать красные кружочки и синие квадратики, рисовать домики, делать с ребенком уроки и т. п. И собственно материнская жизнь с ребенком, которую нельзя ни отменить, ни делегировать: тепло, забота, почесывание спинки, домашние чаепития, чтение книжек, разговоры по душам, прогулки и игры, обсуждение сложных ситуаций, разбор полетов, — все то, что так нужно и маме, и ребенку – и на что никогда не хватает времени и сил, уходящих на мытье посуды, стирку, обучение чтению, развивающие занятия, походы магазин…
«От выгорания помогает умение четко расставлять приоритеты, — говорит клинический психолог Наталья Науменко. — Выделять главное (что нужно сделать) и второстепенное (на что можно плюнуть). Важно знать про себя, что главное не должно занимать больше двух, трех, пяти часов – у каждого своя степень выносливости. Это тоже нужно понимать и не сравнивать себя с Машей, Наташей или Валей, у которых в руках все горит, дети умыты, корова подоена. Еще важно уметь жестко пресекать тех, кто стремится покритиковать вас и сравнить с этими самыми Машами и Наташами. Важно не планировать все жестко: я должна сделать первое, второе, пятое, десятое. Спокойно относиться к тому, что что-то успеется, а что-то нет. Жизнь вообще в любой момент может подкинуть сюрприз, когда нужно все бросить и заняться совсем другим».
▶ Не «должна», а «хочу»
Я больше десяти лет администрирую родительский интернет-форум «Наши невнимательные гиперактивные дети». За это время наши невнимательные и гиперактивные выросли, окончили школу, получили высшее образование, а некоторые даже женились или вышли замуж. За это время и коллективный материнский разум форума выработал некоторые важные правила, которые позволяют «плохой матери» оставаться в здравом уме. Вот главные.
Бич всякой «плохой матери» — это «я должна». Если она хочет быть хорошей матерью, она должна крутиться, как белка в колесе – при том, что это никто не ценит и благодарности не дождешься. Разнообразных «должна» в жизни матери так много, что они вполне способны сожрать без остатка все ее 24 часа в сутках, облизнуться и затребовать еще.
Как с этим бороться? Помогают только «хочу» и «люблю». Не «я должна наводить порядок», а «я хочу, чтобы в доме было чисто и стараюсь добиться чистоты», не «я должна играть с ребенком в ладушки», а «мне нравится играть с ним в ладушки». А если не нравится – стоит найти, кому нравится, или придумать игру, интересную обоим.
Заниматься только тем, что противно, отвратительно, поперек души и при этом «должна» – верный путь к выгоранию. Так что стоит объясниться с собой: кому я это должна, чего я на самом деле хочу и можно ли не делать того, что я ненавижу. Иногда оказывается, что родным мать-веселая-разгильдяйка нравится гораздо больше, чем героическая мать-мученица со скорбно поджатыми губами и вечным карающим веником в руке.
▶ Борьба с рутиной
Когда сидишь дома с детьми, сводит с ума рутина: каждый день одно и то же, каждый день одинаковый. Однажды я прочитала совет многодетной мамы, среди детей которой была девочка с тяжелой инвалидностью. «Я стараюсь все время чему-то учиться, — писала эта мама. – Каждый день делать что-то по-новому, даже просто пройти другой дорогой в поликлинику или купить билет в метро не в кассе, а в автомате».
Мамы начинают завидовать идущим на работу еще и потому, что жизнь, которая ограничилась домом, не дает их уму достаточно впечатлений, нового опыта, пищи для размышлений. Поэтому так важны и новые ощущения, и новые дороги, и новые знания, и даже новая юбка.
В борьбе с рутиной помогает движение. Спорт, танцы, беготня с ребенком в парке. Помогает творчество (мелкое рукоделье – это не только способ успокоить нервы, но и творческий полет). Помогают новые эстетические впечатления (кино, музей, спектакль в YouTube, в конце концов). И учиться, да.
▶ Я и другие
Когда сидишь одна дома в четырех стенах – очень нужно общение. Социальные сети дают возможность оставаться в контакте с друзьями и родными; родительские форумы, конференции и сообщества позволяют быстро находить решения проблем.
И, как ни странно, почувствовать себя сильной помогает помощь другим людям. Оказывается, у каждой из нас есть что предложить миру, кроме селфи со слингом и гламурных фоточек малютки. Мы можем делиться опытом и профессиональными познаниями. Можем делиться радостью, эмоциональным теплом, плодами своего творчества, даже если это не декупажный комодик, вышитый слюнявчик или цветаевский пирог, а грустные стихи или иронический комикс.
Иногда бывает нужно переступить через внутренний барьер и попросить помощи, когда в ней реально нуждаешься: попросить приехать и сварить тебе суп. Попросить вызвать тебе врача на дом (да, и это тоже).
В разговорах с родными важно воздерживаться от теоретических споров остроконечников с тупоконечниками (прививки, грудное вскармливание, кормление по расписанию/по требованию, тугое пеленание – холивары дома не нужны). Разные взгляды на воспитание ребенка у разных людей – это нормально. Важно понимать, что родные тоже хотят ребенку добра, но у них может быть другое представление о добре.
▶ Я – не только мама
Однажды на учительских курсах повышения квалификации психолог попросила группу педагогов написать по десять существительных, отвечающих на вопрос «кто я?». Из пятнадцати листочков тринадцать начинались так: «1. Я – мама».
На нашем родительском форуме даже пришлось запретить ники со словом «мама», потому что мамы ничего не могли сообщить о себе миру, кроме того, что они – мама Вани, мама Тани, мама Маши и Даши, мама трех, мама двух.
Но материнство – не единственное наше содержание. Мы не можем жить исключительно своими детьми и через детей; дети вырастут и уйдут; кем мы окажемся, когда станем вместо «мамы Вити» – «матерью Виктора Ивановича», «матерью доцента Петровой» и «тещей гендиректора»? Чем мы будем жить? Чем будем интересны себе и другим?
▶ Благодарность
Благодарность – мощная сила, поддерживающая на плаву. Очень важно вовремя говорить «спасибо» и быть благодарными – Богу, родителям, детям, мужу, детям, друзьям. Когда об этом задумываешься – находится масса поводов сказать «спасибо».
▶ Морить тараканов
Обычная материнская голова полна тараканов, самые жирные из которых – стыд и вина. Вина за каждые две минуты, которые посвящаешь себе, а не детям, мужу и хозяйству. Стыд за несовершенство и недоделанные дела.
А кроме них – почти у каждой есть свое неоплаканное горе, непережитая утрата, неотрефлексированные сомнения. Есть загнанные внутрь вопли отчаяния (я должна быть сильной, ага, я должна властвовать собой). Есть привычные способы общаться с собой: «встань, дура! Соберись, тряпка!» — не говоря уже о том, что тряпка физически не может собраться, все это не прибавляет нам ни собранности, ни самоуважения.
А где нет самоуважения – нет и взаимоуважения в отношениях – ни с мужем, ни с детьми.
Одна из важнейших материнских задач – вовремя морить тараканов в своей голове. Проживать свое горе. Оплакивать свои утраты. Разбираться со своим стыдом и своей виной. Учиться самоуважению. Учиться ненасильственному общению с собой и с окружающими. Это, правда, отдельная история. Главное – не запускать свой внутренний мир, иначе мерзость запустения полезет и наружу.
Важно – учиться выражать свои эмоции и учиться не доводить кипение до точки невозврата. Овладевать «я-сообщениями»: не «как вы меня все достали» а «как я устала». Не «отстань от меня», а «мне нужно побыть одной». Не «хватит орать», а «я не люблю, когда громко кричат». Не «ничего», а «мне грустно» или «я расстроилась».
Важно – вовремя поплакать. Вовремя уйти на кухню и посидеть там одной. Вовремя понять, что не контролируешь себя и нуждаешься в посторонней помощи. То есть просто – обращать на себя внимание.
И помнить: я хорошая мать.
В личке не консультирую, даю советы в темах на форуме.
У меня старшие дети заботятся о младших
Я вырастила двух сыновей, у них самих сейчас уже по трое детей, и самым главным правилом в семье было: старшие заботятся о младших, а младшие слушаются старших. Рома - младший, и я всегда внушала ему, что старший брат для него это самый главный человек, он должен слушаться его, как маму и папу, бабушку и дедушку. А старшему, Вадиму, когда мы оставались наедине, обязательно рассказывала, как ему вести себя, чтобы младший брат его уважал. Вадима не никогда не ругала при Роме, заботилась о его авторитете. Но и Рому ругать не приходилось, потому что разбираться с ним - это была работа Вадима.
Я любила общаться с сыновьями и старалась найти игры, которые были бы и им интересны, и полезны для семьи. Очень удачной оказалась игра в войнушку: я обычно была командиром, а Вадим, как капитан по званию, докладывал мне обо всех ситуациях на поле битвы, пока я готовила обеды и ужины.
«Товарищ капитан, пройдите в казарму и посмотрите, чем занят рядовой Иванов (Роме тогда было несколько месяцев)!». Через несколько минут слышу сообщение: «Товарищ командир, разрешите доложить, рядовой Иванов описался!».Когда нужно было сходить в магазин, я звала Вадима и отправляла его в служебную командировку в другой город, давая приказ, что он там должен добыть. Он старательно загибал пальчики, чтобы чего-нибудь не забыть. Садился на свой велосипед и кружил вокруг дома. А когда возвращался, по пальчикам рассказывал мне, что он купил для семьи, и в конце с гордостью сообщал, что, помимо всего, он купил мне красивое платье! Я была просто счастлива! Уже потом, когда он учился в школе, мои дети частенько с классом ездили на экскурсии в разные города, и учительница Елена Николаевна всегда мне рассказывала с восхищением, что только Вадим и Рома из всего класса тратили свои деньги на подарки маме, папе, бабушке и дедушке. Все остальные никогда даже не вспоминали о своих родных и покупали себе всякие вкусности. Я думаю, что наши игры воспитывали в детях внимательность, доброту и заботливость.
Младшего мы практически никогда не ругали, потому что он воспитывался при помощи волшебной шапки-невидимки. Однажды, когда Роме было года четыре и я работала в школе в младших классах, Вадим быстро завел меня на кухню, закрыл дверь и сообщил: «Мама, сейчас ты зайдешь в комнату и увидишь Рому. На нем будет папина шапка, и если на шапке две дырочки впереди, значит, ты его не видишь». Оказывается, он нашел где-то на чердаке отцовскую солдатскую шапку-панамку, и сказал брату, что эта шапка-невидимка. Только она работает, если Рома себя ведёт хорошо. А у того, кто ведет себя плохо, свойства этой шапки-невидимки теряются. Отличная оказалась игра!
Помню такой случай, прихожу домой, иду в свою комнату переодеваться, и вижу своего младшего, стоящего в углу комнаты в шапке-невидимке с двумя дырочками впереди. Ясное дело, я его в упор не вижу, но переодеться надо, а глаза у мальчика горят, что же он сейчас может увидеть недозволенное?! Медленно снимаю блузку, а сама думаю, что же предпринять? Ура, придумала! Кричу: «Вадик, я же забыла тебе сказать!» - и с этими словами выбегаю из комнаты. «Вадик, выручай, зови этого любопытного, любыми способами выводи его из моей комнаты». Потом возвращаюсь, чтобы продолжить переодевание и наблюдаю, как Роман, услышав зов брата, нехотя, с таким ярким недовольством на лице, выходит из комнаты – ведь ослушаться нельзя, свойства шапочки теряются. Еще долго мы играли в эту замечательную игру, только когда сынок подрос, шапка куда-то задевалась...
Теперь, в семьях моих детей, порядки те же: старшие заботятся о младших, младшие любят старших.
Когда они приходят ко мне погостить, я удивляюсь их организованности. Старшая моя внучка Майя у младшего сына для всех непререкаемый авторитет (а ей ведь всего десять лет), она выслушивает их по любому поводу, жалеет, прижмет к себе, когда увидит, что кому-то из них плохо, больно или обидно, может и сама, в знак солидарности, вместе с ними поплакать. Младшие ее слушаются: Майя перед сном предупреждает меня, чтобы я не волновалась и ночью к ним не вставала, так как она сама почитает им книжку, ночью поведет их по очереди в туалет. А утром всех смешит рассказами о том, как они сонные встают, в каких позах спят, как она их укрывает. У себя дома дети по выходным дням стараются не будить рано своих родителей – такой у них уговор. Мама, конечно, с вечера все для детей приготовит, старшая накладывает каждому еду в тарелку, греет в микроволновке и кормит своих подопечных.Дети по-настоящему растут добрыми. В других семьях я нередко видела, как один ребенок с криками что-то отнимает у другого, а у нас такого не было никогда. Младшая Таисия, увидев, что Майя лежит на диване без подушки, встает и подкладывает ей под голову подушку.
Похоже, что детям нравится о ком-то заботиться - при условии, конечно, что ребенок получает за это статус. И это касается не только наших детей. Моя внучка как-то пожаловалась своим родителям, что ее в детском саду постоянно обижает мальчик Ваня, толкает, дергает за косички. Хорошо, и что делать? На следующий день утром в приемной комнате группы папа попросил дочку позвать этого мальчика к себе, усадил его рядом, поздоровался, пожав тому руку, и на полном серьезе попросил Ваню защищать Майю, так как она дома рассказала родителям о том, что самый сильный в группе именно он. С какой гордостью Ваня дал обещание, что с этого дня никто не посмеет обидеть Майю, он всегда будет ее защищать! И волки сыты, и овцы целы!
Может быть, этот принцип приживется и в вашей семье? Старшие заботятся о младших, младшие любят и слушаются старших.
В личке не консультирую, даю советы в темах на форуме.
Вы здесь » Магия жизни » Детский мир » 5. Сделано с любовью. О воспитании детей.
